|
А вот и не к сожалению. Совсем наоборот,
какое счастье, что этот нудный праздник с однообразными пожеланиями и
тостами, со стандартными подарками, со «скромной», «благодарной» улыбкой
виновника торжества и, в конце концов, с горой грязной посуды в раковине,
какое счастье, что в целом году он бывает лишь однажды.
Сегодня мне предстоит выдержать эту пытку семнадцатый раз в
жизни.
«Кто вспомнит, те и придут», - решила я и свалила на стол все
содержимое холодильника, – не густо...
К вечеру собрались гости: трое близких друзей, бабушка,
сестрёнка-второклашка и Алешка Сергеев.
Алёшка служит в армии по контракту, а у нас снимает комнату,
невысокий, крепкого телосложения, с добрыми карими глазами, немного
смугловатый, своей обезоруживающей улыбкой и несмолкающей болтовней он
покорил домашних, и мы воспринимали его, как родного, привыкли.
Вечер удался: смеялись, шутили, распивали чай с бубликами, как-то
даже забыли, по какому поводу собрались, чему я была несказанно рада.
Все съели, выпили, шутки иссякли, на улице совсем стемнело, – гости
разошлись. Мы с Алёшкой приводили квартиру в привычный вид.
- Всё-таки едешь? - завела я избитый разговор.
- Да, направили весь мой батальон.
- Тебе же не в обязательном порядке.
- Не могу я их бросить: я командир, они привыкли ко мне, доверяют.
Сегодня в знак благодарности презент преподнесли, - он показал
глазами на столик, где устроился новенький, блестящий двукассетный «Панасоник».
Ночь выдалась неспокойная из-за ураганного ветра. За окном
носилось, ревело, стонало, пугая и не давая уснуть.
Утро следующего дня.
Встали рано. Сегодня уходит эшелон в Чечню. Мы проводили
Алешку.
- Смотрите меня по телевизору, обязательно покажут, - подмигнул,
улыбнулся и ушёл.
Легко было на душе, то ли от молитвы, что зашила ему мать в
подкладку камуфляжа, то ли от несложного прощания, а то ли от тщательных
попыток загнать поглубже смутное беспокойство, назойливую тревогу.
3-е октября.
Городок задышал войной, жадно вслушиваясь в её далекие
отголоски. В Гарнизонном Доме офицеров заработал информационный центр. И
каждый день сотни глаз, панически боясь наткнуться на знакомую фамилию,
просматривали всё пополнявшиеся списки раненых и убитых.
Спустя неделю.
Весь день выглядела притихшей и растерянной: жуткая история,
наконец, дошла и до меня – одно из первых серьёзных потрясений Тоцкого-2 с
начала боевых действий в Чечне.
Матери сообщили, что сын погиб. Как обухом по голове, и жизнь,
кажется, кончена... А впереди еще похороны, поминки.
Тело, вернее то, что от него осталось, искали долго, гроб везли
почти месяц. Вся квартира в венках, а хоронить некого!
И осиротевшая мать в своем горе, отчаянии, в этой изнурительной
предпохоронной волоките, в мучительном ожидании сошла с ума.
Душа моя, пораженная, затаилась, тщетно пытаясь защититься от чужой
боли.
Суббота, 23-е октября.
Врываюсь в Гарнизонный Дом офицеров, как ошалелая проношусь по
фойе (опаздываю на тренировку по волейболу). Попасть в спортивный зал
можно только через информационный центр. Я осторожно открываю дверь
(только бы не скрипнула), вхожу, на цыпочках бегу по длинному коридору,
пытаясь изобразить легкий, стремительной ветерок, – получается с трудом.
Вдруг, забыв обо всем, замираю перед выходом: идет «живая» связь с Чечней!
- Посылку уже собрала... носки, сигареты, лекарства – всё
положила...
Что ещё? Сашка? Сашка уже ходит!.. Да!.. Нет, тебя не забыл, я ему
каждый день фотографию показываю!..
В помещении почти одни женщины. Кто-то счастливый сжимает в
дрожащей руке телефонную трубку, и грубый усталый голос с того конца
провода разносится по залу. Все остальные тепло и понимающе улыбаются друг
другу, с нетерпением ожидая своей очереди. Говорят о многом, о разном, о
тайном, о личном, не шепча, не скрывая, ведь здесь они стали словно
близкие, словно родные...
В первых числах ноября.
Не могу поверить... Это ошибка, это кто-то солгал, кто-то
пошутил, хотя нет, так не шутят...
Димка, Димка Королев...
В одной школе учились, в соседнем подъезде жил...
А его мама одно твердит:
- Почему гроб без окошка? Его пытали? Скажите честно!
Друзья-сослуживцы не в силах были посмотреть ей в глаза, наполненные
одновременно желанием знать правду и отчаянным страхом перед ней, но голос
их не дрогнул: надо убедить, успокоить:
- Нет, не пытали. На мине подорвался.
P.S.: Впоследствии мне рассказывала девчонка, чей друг был «там»:
- Мой Сережка его нашел. Увидел – рука из земли. Одна только рука, а
когда раскопали... вместо глаз – пустые черные впадины, лицо – кровавое
месиво, живот вспорот, на скулах - глубокие надрезы, как жабры у рыб...
Слёзы, слёзы нестерпимой боли, вскипающей ненависти катились по моим
щекам, жгли душу.
Хорошо, что гроб без окошка был!
Хорошо, что настоящие друзья есть.
18-е ноября.
Зареченская школа. Здесь проучилась три года. Встречаю сестрёнку в конце
учебного дня. Дверь. Лестница. Привлек моё внимание стенд на стене с
фотографиями и надписью, сделанной крупными печатными буквами.
Остановилась. Читаю:
«Выпускник! Школа помнит тебя!
Война, какое страшное слово...»
И пять знакомых, слишком знакомых лиц.
Вглядываюсь в каждую пару мальчишеских глаз. О чём надеюсь прочесть в них?
Что они знали: мы не забудем.
Что им уже не больно и не страшно.
Что всё это не зря...
25-е ноября.
Собираю чемоданы.
Вырваться из этого кошмара, хотя бы на пару месяцев! Куда?
Не важно...
Воскресенье, 23-е января.
Снова в городке. До конца вырваться не удалось: даже за сотни километров
отсюда каждый день смотрела «Новости», читала газеты, переживала всё
заново.
29-е января.
Боюсь выходить на улицу, встречать знакомых со свеженькими новостями,
боюсь новых потрясений...
1-е февраля.
Попытки самоизолироваться оказались бесполезны.
Сегодня после обеда – стук в дверь. Открыла бабушка. На пороге – сосед
прапорщик:
- Зашёл сообщить. Квартиранта-то вашего бывшего, юморной такой парнишка
был, Алешка Сергеев...
«Почему был?» - с быстротой молнии пронеслось у меня в голове. И сразу
острой болью, уже знакомым оцепенением пришло понимание значения простого
слова – БЫЛ.
Я уже не слышала рассказа о том, как Алёшку заживо сварили в кипятке, как
домой матери привезли одни кости, в памяти всплывала живая картина раннего
осеннего утра:
- Смотрите меня по телевизору, обязательно покажут, - подмигнул, улыбнулся
и ушёл, ушёл навсегда...
8-е февраля, поздний вечер.
Только собралась уснуть, не удалось: прибежала подруга поделиться своей
радостью – первая весточка от любимого! Читали вместе: «...Из Оренбурга
нас на самолете отправили в Моздок, из Моздока – прямо в Чечню. Через
сутки мы испытали первые боевые действия. Была поставлена задача взять
высоту, то есть освободить Терский хребет от духов. Их было всего шестеро,
а мы двумя ротами выбили их только через два часа. Взяли высоту и теперь
стоим здесь, заняли боевые позиции и ждем наступления. Потери нашей роты -
двое убитых, четверо раненых...»
И мне на память пришли стихотворные строчки:
«И высота была взята.
И знают уцелевшие солдаты:
У каждого есть в жизни высота,
Которую он должен взять когда-то».
«...Теперь слушай насчет меня: я, как приехал, не то, что женщину в глаза
не видел, я себя в зеркало не видел. Живем в лесу, в блиндажах, ни воды,
ни хлеба...».
Удивительно, что в таких условиях у него сохраняется чувство юмора, да ещё
какое!
Заключительная часть письма встревожила нас и тронула до глубины души: «…Я
сейчас на должности командира взвода, так что жизни бойцов мне дороже
своей. Ты только не переживай, дай Бог, чтобы всё было хорошо: мы с тобой
поженимся и будем жить лучше всех, любимая моя! Привет тебе от моих
бойцов. Мы все ждём ответа.
Твой навеки Сергей».
Спустя три недели.
Давно не писала. Восприятие окружающего мира притупилось от чрезмерности
впечатлений. Стала скупа на слова, осторожна в выборе собеседников.
Утром заходили двое земляков из Пермской области, срочную службу проходят
в нашей миротворческой дивизии. Я, как всегда, приставала с расспросами:
- Из ваших кого-нибудь в Чечню не замену 506-му полку не посылают?
- Как же! Говорят, едем со следующим эшелоном.
- Вас же ведь только осенью призвали! Вы оружие-то в руках держали?
- Да. Один раз. На присяге.
Могло бы сойти за анекдот, если не думать о последствиях: о горных
ущельях, мастерских засадах, умелых снайперах... Надеюсь, что мальчишки
просто пошутили.
22-е марта.
Городок зазеленел (нет, это не ранняя весна) тусклыми от пыли дальних
дорог камуфляжами, наводнился серыми усталыми лицами – часть войск нашей
дивизии вернулась из Чечни.
«Чеченцы», так их называют на местном жаргоне, составляют резкий контраст
с остальным населением: легкость и безразличие, с которыми они тратят
деньги, показное равнодушие во взглядах, заметное напряжение в каждом,
даже незначительном движении, жесте...
МИРОТВОРЦЫ, но какой ценой?
15-е апреля, пятница.
Шум и гвалт в подъезде. С трудом разлепляю веки, встаю, подшлепываю к
двери, открываю, и... хлынули на меня радостные женские крики, улыбки,
слёзы, ворвались в квартиру пробуждающим потоком энергии – начался новый
день.
- Зиночка! Как ты исхудала! Даже ростом меньше стала! - моя бабушка со
старческой заботой оглядывала свою любимую соседку, - Ну, рассказывай!
И посыпались острыми иголочками по сердцу рассказы о чудовищных
недоразумениях, унесших чьи-то жизни (только что расположившаяся часть
попала под обстрел своих же), о пережитых страданиях, о непреодолимом
страхе, о полученной медали...
Я сидела и слушала её, такую хрупкую, женственную...
Так значит «у войны не женское лицо»?
21-е апреля, пятница.
Перечитываю дневниковые записи вслух. Не замечаю, что сестренка
внимательно вслушивается в каждое слово. Убежала в свою комнату и,
буквально через несколько минут, вынесла исписанный листок бумаги:
- На, Тань, прочитай, я сама только что сочинила.
Привожу её творчество в оригинале, ничего не вставляя и не выбрасывая:
«Земля, спрашиваю я у тебя:
Почему идет война?
Почему, а?
Мы думаем, главное –
Бить и убивать,
Земли завоевывать.
Нет, Земля,
Можно жить и без войны:
Выращивать деревья и цветы,
Оберегать природу,
И тогда
Будет на земле
Рай и Красота!»
Слышала, что готовят к отправке новый эшелон: последний, очередной?..
Неужели все сначала: прощание, письма, тревожные сны, изматывающее
ожидание, смерть, боль утраты, невосполнимая пустота... |
